Водолазы

    Однако ж как совет ни толковал:
    Кто сам свой голос подавал,
    Кто голос подавал работы секретарской,
    Всяк только дело затемнял
    И в нерешимости запутывал ум царской.
    Кто говорил, что неученье тьма, -
    Что не дал бы нам бог ума,
    Ни дара постигать вещей небесных,
    Когда бы он хотел,
    Чтоб человек не боле разумел
    Животных бессловесных,
    И что, согласно с целью сей,
    Ученье к счастию ведет людей.
    Другие утверждали,
    Что люди от наук лишь только хуже стали: -
    Что все ученье бред,
    Что от него лишь нравам вред
    И что, за просвещеньем вслед,
    Сильнейшие на свете царства пали.
    Короче: с обеих сторон,
    И дело выводя и вздоры,
    Бумаги исписали горы,
    А о науках спор остался не решен;
    Царь сделал более. Созвав отвсюду он
    Разумников, из них установил собранье
    И о науках спор им предложил на суд.
    Но способ был и этот худ,
    Затем что царь им дал большое содержанье:
    Так в голосах между собой разлад
    Для них был настоящий клад;
    И если бы им волю дали,
    Они б доныне толковали
    Да жалованье брали.
    Но так как царь казною не шутил,
    То он, приметя то, их скоро распустил.
    Меж тем час от часу впадал в сомненье боле.
    Вот как-то вышел он, сей мыслью занят, в поле
    И видит пред собой
    Пустынника, с седою бородой
    И с книгою в руках большой.
    Пустынник важный взор имел, но не угрюмый;
    Приветливость и доброта
    Улыбкою его украсили уста,
    А на челе следы глубокой видны думы.
    Монарх с пустынником вступает в разговор
    И, видя в нем познания несчетны,
    Он просит мудреца решить тот важный спор:
    Науки более ль полезны или вредны?
    "Царь! - старец отвечал, - позволь, чтоб пред тобой
    Открыл я притчею простой,
    Чт_о_ размышленья мне внушили многодетны".
    И с мыслями собравшись, начал так:
    "На берегу, близ моря,
    Жил в Индии рыбак;
    Проведши долгий век и бедности и горя,
    Он умер и троих оставил сыновей.
    Но дети, видя,
    Что с нуждою они кормились от сетей,
    И ремесло отцовско ненавидя
    Брать дань богатее задумали с морей,
    Не рыбой, - жемчугами;
    И, зная плавать и нырять,
    Ту подать доправлять
    Пустились сами.
    Однако ж был успех различен всех троих:
    Один, ленивее других,
    Всегда по берегу скитался;
    Он даже не хотел ни ног мочить своих
    И жемчугу того лишь дожидался,
    Что выбросит к нему волной,
    А с леностью такой
    Едва-едва питался.
    Другой,
    Трудов нимало не жалея
    И выбирать умея
    Себе по силе глубину,
    Богатых жемчугов нырял искать по дну
    И жил, всечасно богатея.
    Но третий, алчностью к сокровищам томим,
    Так рассуждал с собой самим:
    "Хоть жемчуг находить близ берега и можно,
    Но, кажется, каких сокровищ ждать не должно,
    Когда бы удалося мне
    Достать морское дно на самой глубине?
    Там горы, может быть богатств несчетных:
    Кораллов, жемчугу и камней самоцветных,
    Которы стоит лишь достать
    И взять".
    Сей мыслию пленясь безумец вскоре
    В открытое пустился море
    И, выбрав, где была чернее глубина,
    В пучину кинулся; но поглощенный ею,
    За дерзость, не доставши дна,
    Он жизнью заплатил своею".
    "О, царь! - примолвил тут мудрец. -
    Хотя в ученье зрим мы многих благ причину,
    Но дерзкий ум находит в нем пучину
    И свой погибельный конец,
    Лишь с разницею тою,
    Что часто в гибель он других влечет с собою",