Колхозницы Федоры дочурку все Аришкой-трусишкой звали. До того трусливая была девочка, - ну просто ни шагу от матери! И в хозяйстве от нее никакой помощи. - Слышь, Аришка, - скажет бывало мать, - возьми ведерочко, натаскай из пруда воды в корыто: постираться надо. Аришка уж губы надула: - Да-а!.. В пруду - лягушки. - ну и пусть лягушки. Тебе что? - А они прыгучие. Я их боюся. Натаскает Федора воды сама, белье постирает: - Поди, доченька, на чердаке белье развесь - посушиться. - Да-а!.. На чердаке - паук. - Ну и пусть паук. - Он ползучий. Я его боюся. Махнет Федра рукой на дочь, сама на чердак полезет: - А ты, Аришка, пока хоть в чулан сходи, молока крынку принеси. - Да-а!.. А в чулане - мыши. - А хоть бы и так! Не съедят они тебя. - Они хвостатые. Я их боюся. Ну что с такой трусишкой поделаешь?! Раз летом убирали колхозники сено на дальнем покосе в большом лесу. Аришка от матери ни на шаг, цепляется за юбку, - работать не дает. Федора и придумала: - Ты бы, девушка, в лес сходила по малину. Тут в лесу страсть сколько малины. Хоть лукошко набери. Аришка - первая в колхозе сластена. К ягодам липнет, как муха к сахару. - Где, маменька, где тут малинка? - Да вон на опушке. Идем, покажу. Как увидала Аришка на кустах красные ягоды, так к ним и кинулась. - Далеко-то в лес, слышь, не ходи, доченька, - наставляла Федороа. - А напугаешься чего, - меня кличь. Я тут рядом буду, никуда не уйду. Славно поработалось в тот день Федоре: ни разу ее из лесу Аришка не откликнула. Пришло время полдничать. Только собралась Федора за дочуркой в лес, глядь - Аришка сама идет. Все щеки у нее в малиновом соку и в руках - полное лукошко ягоды. - Умница, доченька! - обрадовалась Федора. - И где же это ты столько много ягоды набрала? - А там подальше, за ручьем, в большом малиннике. - Ишь расхрабрилась, куда забрела! Говорила ведь я тебе: далеко в лес не заходи. Как там тебя звери не съели? - Какие там звери! - смеется Аришка. - Один медвежонок всего и был. Тут уж Федоре пришел черед пугаться: - Как... медвежонок?.. Какой такой медвежонок?.. - Да смешной такой, хорошенький. Мохнатый весь, носик черненький, а глазки зеленые-зеленые! - Батюшки-светы! И ты не испугалась? - И не подумала! Я ему: "Здравствуй, Мишкук!" А он, бедненький, напугался - да на дерево от меня. Я ему кричу: "Слазь, Мишенька, слазь! Дай только поглажу!" А он выше да выше. Так и не слез ко мне. Поди, и сейчас на том дереве сидит, с перепугу-то. У Федоры так сердце и оборвалось: - А в кустах, доченька, никого там не приметила? - Был кто-то, ходил, сучьями потрескивал да все ворчал толстым голосом. Тоже, верно, малинку собирал. Уж я звала-звала: "Дяденька, пособи медвежонка поймать!" Да не вышел он ко мне. - Дитя неразумное! - всплеснула руками Федора. - Да ведь это не иначе, как сама медведиха кругом ходила, своего медвежонка берегла! Да как только она тебя насмерть не разорвала! А колхозники, как такое услыхали, - сейчас подхватили кто топор, кто вилы - да в лес! В малиннике за ручьем и на самом деле нашли медведицу. Только она им не делась, ушла от них с другим своим медвежонком. А того медвежонка, что на дерево залез, колхозники изловили и Аришке в подарок на ремешке привели. Случилось это все в прошлом году. Теперь медвежонок с большого медведя вырос, а от Аришки ни на шаг, как бывало Аришка от матери. Сама Аришка - та все еще маленькая, только еще в первый класс пошла, а над партой ее чуть видно. Мишука своего нисколько не боится, хоть он вон какое страшилище вырос: лошади от него шарахаются и трактор на дыбы становится. Нынче уж Федорину дочурку никто Аришкой-трусишкой не зовет, - все Аришей-с-Мишей величают. Она старательная такая стала, всем девчонкам в пример, матери помощница. И за водой на пруд, и в погреб, и на чердак ходит. Вот и пойми ее, чего она раньше мышей-то боялась!