Из прибрежных кустов высунулась толстая звериная башка, в лохматой шерсти блеснули зеленые глазки. - Медведь! Медведь идет! - закричали перепуганные ласточки-береговушки, стремительно проносясь над рекой. Но они ошиблись: это был всего только медвежонок. Еще прошлым летом он вприскочку бегал за матерью-медведихой, а этой весной стал жить сам по себе, своим умом: решил, что он уже большой. Но стоило ему только выйти из кустов, - и всем стало видно, что большая у него только голова - толстая, лохматая медвежья башка, а сам-то он еще маленький - с новорожденного теленка - да смешной: на коротких косолапых лапах, хвостишко куцый. В этот знойный летний день в лесу было душно, парно. Он и вышел на бережок: тут так приятно обдувал свежий ветер. Мишка уселся на травке, сложил короткие передние лапы на круглом брюшке. Человечком сидел, степенно поглядывал по сторонам. Но не надолго хватило у него степенности: он увидел под собой веселую быструю речку, перекувырнулся через голову и на собственных салазках ловко съехал с круглого бережка. Там стал на четвереньки - и давай лакать прохладную воду. Напился всласть и вразвалочку, не спеша, закосолапил вдоль берега. А зеленые глазенки так и сверкают из шерсти: где бы чего напроказать? Чем дальше он подвигался, тем выше и круче становился берег. Все громче и тревожнее кричали над ним ласточки. некоторые и них проносились мимо самого его носа с такой быстротой, что он не успевал разглядеть их - кто такие? - и только слышал жужжанье их крылышек. "Ишь их тут сколько! - подумал Мишка, останавливаясь и глядя вверх. - Что пчел у дупла". И сразу вспомнил, как прошлым летом мать-медведиха привела его с сестренкой к пчелиному дуплу. Дупло было не очень высоко, и медвежата почуяли чудесный медовых запах. Вперегонки полезли на дерево. Мишка первый долез и запустил в дупло лапу. А пчелы как загудят, как накинутся на них! Сестренка завизжала и кубарем вниз. А он отведал-таки душистого сладкого меду. И опять засунул в дупло лапу и опять облизал ее. Но тут одна пчелка больно ужалила его под глаз, а другая - в самый нос. Он, конечно, не заревел, но очень быстро покатился с дерева. Пчелки хоть совсем махонькие, а сердитые; пришлось удирать подальше в лес. А сестренка еще долго хныкала: ей так и не удалось попробовать меду. Сейчас Мишка с опаской поглядывал на стаю береговушек: он первый раз их видел и не совсем был уверен, птицы ли они? А вдруг они такие большие пчелы? Ну, так и есть: вон и дупла их - множество черных дырок под самым обрывом! То и дело вылетают из них все новые береговушки и с криком присоединяются к стае. А что кричат, - непонятно. Мишка их языка не знал. Понимал только, что сердятся. А ну как возьмут в работу да начнут жалить?! Ой-ой! А дырок-то, дырок в берегу сколько? И в каждой, наверно, полно меду. Интересно, такой же ли он сладкий, как у тех маленьких лесных пчелок? Под самой кручей стоял почерневший от старости ольховый пень. Недолго думая, Мишка вскарабкался на него. Да нет, - где там достать! Мишка спустился и полез вверх по круче. Ласточки всей стаей закружились над ним и прямо оглушили его своим криком. ну да пусть: лишь бы не жалили! Ни одна не ужалила, - и Мишка стал карабкаться в гору храбрее. А гора песчаная. Мишка старается, лезет, - а песок под ним осыпается. Мишка сильней нажимает, - песок скорей осыпается. Мишка ворчит, сердится! Наддал со всей силы. Глядь, - что такое? - вся круча поехала! И он с ней едет, едет - и приехал как раз на то же место, откуда полез в гору... Сел Мишка и думает: "Как же теперь быть? Этак ввек никуда не влезешь". Ну да ведь Мишка - башка: живо придумал, как горю пособить. Вскочил - да назад по речке, - откуда пришел. Там без труда забрался по траве на невысокий берег и опять сюда, к обрыву. Лег на брюхо, заглянул вниз: тут они - ласточкины дупла, - прямо под ним! Только лапу протянуть. Лапу протянул, - нет, не достать!.. А ласточки над ним вьются, пищат, жужжат! Надо скорей. Посунулся осторожно еще вперед, обе лапы тянет, - вот уж, было, совсем достал, да - кувырк! Ах ты, глупая ты, толстая, тяжелая медвежья башка! Ну, куда такую башку годовалому медвежонку? Она ведь перевесила... Летит Мишка под кручу, через голову кувыркается, - только пыль столбом! Летит вниз, - сам себя не помнит, - да все шибче, шибче... Вдруг - раз! - его кто-то по лбу. И стоп: прикатил Мишка, - сидит. Сидит качается: очень здорово его по лбу треснули. Чихает сидит: в нос песку набилось. Одной лапой шишку трет на лбу: большущая шишка на лбу выскочила! Другой лапой глазенки протирает: полны глаза песку да пыли. Ничего толком перед собой не видит. Только будто маячит перед ним кто-то высокий, черный... - А-а-а, так это ты меня по лбу! - Мишка взревел. - Я ж тебя!.. Ррразоррву! Пал на четвереньки, встал на дыбы - лапы над головой, - да рраз! - со всей силы черному в грудь. Тот с ног. И Мишка не удержался: за ним следом. Да оба, обнявшись, - бутлых в воду! А под обрывом омут-то глубокий... Ушел Мишка в воду весь - и с головой. Ну, ничего: всплыл все-таки. Лапами заработал, черного от себя оттолкнул: черный тоже всплыл. Мишка кое-как лягушкой, лягушкой, до того берега вплавь. Выскочил на берег - и без оглядки, полным ходом мах-мах - в лес! Береговушки за ним тучей мчатся. Кричат: - Грабитель! Разоритель! Прогнали, прогнали! Мишке и оглянуться некогда, вдруг там за ним еще тот - черный - гонится? А черный в омуте плавает: это пень. Высокий, почерневший от старости ольховый пень. Никто Мишку по лбу не стукал: сам Мишка на пень налетел, лбом об него стукнулся, как с кручи-то летел. Башка-то у Мишки башка, а сам еще маленький. Многому еще учиться надо без мамы. Хорошо, что такая крепкая башка.